Надо будет перечитать письмо. Лота…
Я нажал на спуск. Выстрел!
Резкий запах пороха. Дым защипал глаза.
…И промах.
Тот, в шляпе с белым пером, продолжал скакать как ни в чем не бывало. С такого расстояния я видел его зубы, оскалившиеся в улыбке.
Или это гримаса ярости?
Проклятье! Я перекинул пистолет в левую руку — наподобие дубинки, правой выдернул из земли шпагу. Не слишком хорошая защита против конного бойца, но лучше, чем никакой. Зашипел сквозь зубы. Раскаленный ствол жег ладонь, но пистолет я не выпустил. Приличная длина, рукоять, утяжеленная свинцом, хороший баланс — для уличной драки в самый раз.
Как говаривал один мой знакомец из гильдии Ангелов…
«Не пора ли проломить кому-нибудь череп?»
Словно почувствовав перемену в моем настроении, Белое Перо пришпорил коня. Теперь уже сомнений не оставалось — ко мне. Остальные всадники проскачут шагов на тридцать дальше.
В руке моего противника блеснул пистолет.
— Держитесь, мессир граф! — крикнули сзади. Я вздрогнул. Эт-то еще кто такой заботливый? Первое побуждение — обернуться. Нельзя. Белое Перо меня на копыта намотает, пока я головой вертеть буду…
Выстрел. Темнота.
Ча-пппп-пп-пп, кни-ммм-ммм-мм.
Иги-и-ппп-ппппп.
Голос:
— Он весь в крови. Переворачивайте… осторожней! Ах ты…
Темнота пришла еще раз…
Наверное, я слишком много выпил. Или слишком устал, добираясь до Китара. Или излишне позволил себе расслабиться. А скорее — все вместе.
Так или иначе, но я прозевал момент, когда случился переход.
Лицо женщины неуловимо изменилось, глаза потемнели, пальцы скрючились. И все же я успел. Она почти достала, куда целилась — до моих глаз, но в последний момент я отдернул голову, ударившись затылком о спинку кровати, и когти лишь пропахали по щекам, сдирая ленточки кожи. Потекла кровь, перед глазами заплясали огненные сполохи.
Второй бросок девушки я встретил мощным толчком в грудь. «Паучиха» слетела с кровати и покатилась по полу. Но тут же вскочила и, схватив одеяло, попыталась набросить его мне на голову.
Одеяло с шорохом опустилось на кровать. К тому времени я, разозленный собственной оплошностью, уже стоял на ногах, сжимая в руках подушку. Шлюха закружила вокруг меня, выставив перед собой когти. Нагая, гибкая и абсолютно безумная. Жажда убийства плескалась в помутневшем взоре, в уголках губ начали закипать пузырьки пены. И это жуткое шипение!
Хорошо еще, что, совершив переход, они не начинают выделять яд.
Трудно поверить, что совсем недавно эта фурия, прилежно отрабатывая подо мной монеты, страстно выла, стонала и царапала мне спину ногтями.
Прежде я попытался бы заговорить с ней, остановить, образумить, вернуть к реальности, но теперь знал — пустая трата времени. У «паучих» так уж устроено: страсть и спаривание завершаются убийством и пожиранием самца. Природа сильнее разума.
Иногда, правда, самцу удается отбиться и бежать…
Она наконец выбрала момент и прыгнула. Неудачно. Я встретил ее ударом подушки. Зверюга отлетела в сторону в облаке перьев и пуха. Точно снег пошел. Комок перьев попал мне в глаза, и на мгновение я потерял девушку из виду.
Тварь выскочила справа, и когти вновь полоснули по моему лицу, сдирая кожу лохмотьями. Что-то стукнулось мне в челюсть: в последний момент я успел опустить подбородок и прикрыть свое горло… схватить за кадык, стиснуть его и хищно рвануть в сторону — откуда они знают, как проще всего убивать?
Я поймал «паучиху» за руку, крутанулся на пятках, вынудив обежать меня по дуге, и отпустил. Раскрученная, словно камень в праще, она со всего маху ударилась о стену. Оглушенная, девушка несколько ударов сердца простояла, цепляясь за грубо оструганные доски, потом всхлипнула и медленно сползла на пол. Перья кружились вокруг нее снежными хлопьями, и со стороны зрелище представлялось совершенно безумным — нагая женщина, растаявшая посреди метели. Впрочем, мне было не до зрелищ.
Не теряя времени, я шагнул к поверженной и принялся выкручивать ей руки. Обычно я делаю это пораньше: прежде чем случится переход. Если вовремя упаковать женщину в узлы и убраться подальше, паучье проклятие оставит ее. Скорее всего, она даже не будет помнить, что произошло. А за неизбежный кавардак в комнате и за синяки на запястьях можно и доплатить. Таким образом, все остаются довольны.
Жаль только, сегодня вышло не как обычно.
Очнувшись, девушка завизжала и забилась, силясь вырваться из моей хватки. Говорят, у безумцев сил прибывает втрое против обычного. Не знаю, какого рода безумие овладевает женщинами, когда они превращаются в «паучих», но вряд ли менее сильный человек, чем я, удержал бы ее. Сжав пальцы лодочкой, я коротко ударил ей в солнечное сплетение. Раздалось шипение, будто прокололи надутый бычий пузырь, она затихла. Я завернул ей руки за спину и поволок к кровати, намереваясь разорвать покрывало на полосы и связать безумную покрепче. «Паучиха» сделала судорожный вдох и сипло задышала. Ниточка слюны, никак не желая оторваться от подбородка, свисала до пола.
Лицо саднило, я был жутко зол и едва сдерживался. Не хватало еще разорвать шлюху в клочья! Ей повезло, что я помнил, заставлял себя помнить — из нас двоих в этой комнате сейчас только я оставался человеком… хотя бы отчасти. Она же была просто самкой паука в человеческом обличье. Самкой, которая должна выполнить предписанное ей природой: убить и сожрать самца.
Я дотащил ее до кровати, еще недавно сотрясавшейся в такт нашим телам, бросил лицом вниз и уперся коленом в спину чуть выше поясницы — чтобы не дергалась. Затрещала раздираемая на лоскуты материя. Девица слабо завозилась, вновь обретая волю к жизни и — к убийству.