Рука, державшая пистолет, вовсе не дрожала. Нисколечко.
Поэтому я с трудом подавил вздох облегчения, когда она опустилась.
— Все объяснения потом! — раздраженно сказали сверху, где недавно стоял я, дожидаясь прыжка Жабы.
На этот раз я не удержался и вздрогнул…
Проклятые Выродки!
…все это время у меня за спиной был чертов книжник с лошадиным лицом! Если бы лорду Феррину… или, иначе, Феру Малигану, только показалось, что я целюсь не в Жабу, а в Ришье, под лопатку мне вошла бы пара футов стали. Спускаясь по лестнице, Выродок, как бы невзначай, продемонстрировал клинок.
— Надо убрать трупы в подвал и затереть кровь, — скомандовал Фер, глядя на мертвеца посреди зала. — Корт, ступай и немедленно выпей вина! Пары бутылок хватит, я надеюсь? Когда нагрянет патруль, скажем, что благородный господин из Ура нажрался и устроил пальбу по картинам, оскорбившим его изысканный вкус. От этих столичных хлыщей ничего иного ждать и не приходится.
— Из Корта актер как из козьей задницы, — морщась, произнес Ришье. С трудом поднялся на ноги. — Тащите вино для меня! Что стоишь, слуга? — Это уже адресовалось мне. — Принеси камзол, он в… хотя постой, сам возьму. А объяснения и в самом деле подождут.
— Тебе тоже предстоит кое-что объяснить, Ришье, — хмыкнул Фер, ткнув пальцем в простыню.
Корт Малиган заржал.
Молния открыл рот и расхохотался. Я смотрел на дядю, как белеют в темноте его зубы — и чувствовал, что оказался в какой-то гигантской пустой воронке, где нет звуков и света, нет эмоций, а есть только ощущение провала, необратимой ошибки. Дурацкое ощущение. Кое-что объяснить… ха-ха-ха… кое-что… ха-ха-ха…
А главное: кое-кому.
Чертова простыня. Ну что мне стоило накинуть камзол?
Лота стояла как каменная. Лицо странное. Потом она, не говоря ни слова, развернулась и ушла прочь. Я запрокинул голову и посмотрел наверх. Высоко под потолком — огромная стеклянная люстра свечей на триста, не меньше. Такое мутное белое пятно. Если бы она упала — и прямо на меня…, Вот было бы здорово.
— Пошевеливайся, Ришье, — сказал Фер резко. — Ночевать здесь собрался?
Луна похожа на вареный желток. Она летит в темном небе, среди звезд, оставляя мутный светящийся след. Если присмотреться, пятна на луне вдруг складываются в лицо. С плоским носом и глазами-щелями.
Монотонно пиликают цикады. Ветер шелестит в кронах акаций. Кажется, в проклятом саду никого нет. Только я, деревья, кусты, беседка и молочно-белые статуи. И больше ничего нет в целом мире — кроме этого сада. Я открыл глаза. Ах да! И пистолет.
Я поднял оружие, прицелился. Удивительное все-таки дело — твердая рука. Необыкновенно приятное ощущение. Я нажал на спуск. Полотно ночи с оглушительным треском лопнуло. Вспышка! И снова темнота. Только просверки пляшут. Бутылка, стоящая на голове мальчика, разлетелась в сверкающих брызгах. Бедный алебастровый мальчик. Да воссияет в веках лицо твое, осыпанное бутылочными осколками… ээ, звездной пылью. Так, кажется, пишут восточные поэты?
Только разве они пишут про мальчиков?
Запах пороха.
Я поморгал. Дым все никак не рассеивался.
Кажется, нет. Тортар-эребские поэты пишут что-то вроде… Вот девственница, чья красота — отточенный клинок, он рассекает душу в один удар; взгляни, и кровью сердца польешь песок у ног красавицы, глядящейся надменно в небеса, как в зеркало.
В таком духе. И никаких мальчиков. Хотя за всех тортар-эребских поэтов я бы не поручился.
— Именем герцога Наольского! — раздалось у ворот. На конец-то явились. А то я уже замерзаю. В расстегнутой рубахе, с бутылкой вина, я пью, стихи слагаю и пьяным буду до утра… Терпеть не могу плохих стихов.
— Откройте! Именем герцога! — В этих словах звучала привычная, хамоватая, отвыкшая от сомнений властность.
— Уже, уже, — ответил другой голос. Привратник, конечно. — Бегу, господа хорошие мои, бегу…
По углам сада видны два фонаря. Воздух сухой и прозрачный, поэтому свет скорее режет темноту, чем разгоняет. Никакого мягкого рассеяния, как бывает во влажную погоду. Голоса. За решеткой движение, там горят несколько огней — на длинных держателях, свет ложится на шляпы с перьями и на начищенный металл рокантонов. Ночной дозор. Человек восемь? Десять? Не разобрать. Стражи порядка, добро пожаловать.
Где же вы раньше были, когда некие злодеи ворвались в дом беззащитных Хантеров?
Да уж… Беззащитных. Я вспомнил Корта и содрогнулся. Корта, стоящего посреди залы — в камзоле нараспашку, в руке зажата простенькая дуэльная шпага. Скольких Молния уложил сегодня? Страшная боевая машина, этот мой дядя Корт. Хотя у меня, если задуматься, родственники вообще как на подбор: кто не убийца и мерзавец, тот убийца мерзавцев.
Я положил пистолет на колено — ствол еще теплый. Где-то тут было вино… ага, вот.
Веселенькая ночка. Уже одеваясь в комнате Ивы («Милорд… что-то случилось? Вы недовольны, милорд?» Все хорошо, девочка. Я ни о чем не жалею. Просто такое настроение), я задумался: какого хаоса вообще тут происходит? Кто и главное, зачем на нас напал? Слотеры? Сомневаюсь. Слотеры не могли не знать, кто мы есть, а уж забыть про Корта — это надо постараться. Случайные любители поживы? Да уж, случайные. Команда была подобрана здорово — если бы не Молния и другие родственники, меня бы уже похоронили, но то, что мы — Выродки, нападавшие не знали, это уж как пить дать. Поэтому и пошли под нож, как стадо баранов. Сопротивляясь и мемекая, взбрыкивая и упираясь рогом — но пошли. Когда раздались выстрелы, я выскочил в коридор.