И что теперь? Война? Почти наверняка. Но с кем? Кто разгромил Башню? Кажется, в Наоле будет много жарче, чем я думал! Впрочем, все эти мысли можно оставить на потом. Сейчас главное — попасть в поезд.
Возле облюбованного мной вагона, по привычке щурясь, торчал «мокроглазый». Он вертел головой, высматривая в толпе мальчишек, снующих по перрону стайкой мелких рыбешек. Для детворы дело чести забраться в вагон и дождаться момента, когда «топтун» зашагает по Свинцовой тропе. Вскоре «волчат» (так называют шкиперы незаконных пассажиров) обнаруживали и, после хорошей порки, выставляли вон — иной раз прямо на ходу. Но проехать даже пару шагов — высшая степень мальчишеской доблести, поэтому китарская салажня упорно штурмовала каждый поезд, прибывающий в город.
Вот он, удачный момент!
Я скользнул за спину зазевавшемуся «мокроглазому». Это получилось так легко и непринужденно, что любой «волчонок» мог позавидовать.
Вагон я выбрал не наобум. Мне нужен был именно «золотой». В таких вагонах всего две комнаты, они предназначены для людей знатных и богатых, которые могут позволить себе путешествовать с удобствами. В «серебряных», предпочитаемых дворянами пожиже и негоциантами, комнат уже четыре. Про «медные» и говорить нечего, там не всегда есть даже лавки. Народу в них едет много, это преимущественно Крестьяне и ремесленники. Такой вагон меня не устраивал. За время пути люди должны были рассмотреть друг друга, разговориться, перезнакомиться. Появление нового пассажира обязательно вызовет шум и ненужные расспросы. В «золотом» вагоне людей меньше, так что это лучший выбор для моей тихой, незаметной, а главное — незаконной поездки.
Две комнаты. Левая или правая?
Конечно, левая!
Я провел ладонью по замку, ощупывая его привычным движением. Тот, кем когда-то был Паук, знал замки не хуже опытного кузнеца. Колесный механизм, четыре стопорящих собачки, нарлакская работа: вполне достаточно, чтобы остановить мелкого воришку. Да и опытного взломщика тоже, если не припасена хорошая отмычка. У меня, например, отмычки не было. Но там, где кончались таланты унаследованные, у Паука начинались таланты приобретенные.
Я распустил кольца на шее, вернув татуировку на лицо. Плотно прижал тыльную сторону ладони к замку и стиснул зубы, пережидая приступ боли. Черные ленты отделились от кожи и скользнули в замочную скважину. Если бы замок запирался еще и охранными чарами, такой фокус дорого бы мне стоил — оторванной руки как минимум. Но кому придет в голову запирать заклинаниями дверь в поезде?
Замок едва слышно щелкнул и открылся.
Уфф! Тотем вновь прильнул к коже.
Я осторожно вошел внутрь…
…Дуло пистолета показалось мне очень большим и невероятно темным. Пистолетное дуло вообще имеет свойство расширяться, когда на него смотришь в упор, кожей чувствуя, как дрожит палец на спусковом крючке у человека, направившего оружие в твою сторону. У смерти, наверное, такие глаза — как дуло пистолета, нацеленное с расстояния в два шага.
Молодой аристократ с забинтованной головой криво улыбнулся из-за вычурного, отделанного серебром курка.
— Эт-то уже ст-тановится инт-т…
Я скользнул в сторону и вперед и выхватил пистолет из его дрожащих рук.
Легко! Как у младенца конфетку!
Если у тебя проблемы с быстротой и точностью движений, не нужно угрожать оружием. Нужно стрелять!.. Пока есть возможность сделать это первым.
Теперь мы поменялись ролями, и он смотрел в дуло пистолета — завороженно, точно в глаза смерти. Дворянин не делал попыток дернуться. Его шпага висела на спинке кресла, только протяни руку; но мало кто отважится состязаться в скорости с пулей.
Я внимательно оглядел своего заложника: достаточно молодой, чтобы путешествовать без слуг, но в то же время достаточно зрелый, чтобы не пороть горячку. Красивое лицо с тонкими породистыми чертами. Оно могло бы показаться волевым, не будь так искажено нервным тиком. Да и линия подбородка подвела — немного мягкая.
Почему-то у меня сложилось впечатление, что я смотрю на сырой материал. Словно этот человек — комок глины, над которым надо поработать, чтобы придать ему законченную форму. На нем был дорожный камзол — неброский, но явно дорогой, пошитый точно по фигуре.
— Д-да, это становит-тся инт-тересным, — сказал дворянин, оторвав наконец взгляд от пистолета.
Я закрыл дверь, продолжая целить ему в голову.
— У меня нет времени на реверансы, господин хороший. Меня не интересуют ни ваши деньги, ни ваше имущество. И вообще ничего из того, что у вас есть. Но благородного разбойника я изображать не намерен. Мне нужно быть в Наоле через три дня. Поезд — единственная возможность попасть туда в срок. Увы, времени искать другие способы у меня не имеется. Так что придется нам стать попутчиками.
Дворянин молчал. Его взгляд внимательно изучал меня. Присущей аристократам брезгливости в нем не было. Равно как и страха. Хорошо, очень хорошо, если человек из высшего общества избавлен от спеси и страха. Если при этом он еще и наделен мозгами — просто замечательно. Хотя с таким проблем может возникнуть еще больше.
— Поверьте, если бы не необходимость в течение пути общаться с обслугой поезда, я бы не сомневался, как с вами поступить. Свернул бы шею, замотал вот в это покрывало, сунул в шкаф — и дело с концом. Я очень серьезный и практичный человек. Но раз убивать мне вас не с руки, давайте
договоримся. Вы не будете делать ничего, что мне бы не по нравилось. Я же обязуюсь не доставлять вам иных неудобств, кроме своего присутствия, а через три дня — сойду в Наоле и навсегда исчезну из вашей жизни. По-моему, это честно.